«Ранение и лечение в палаточном госпитале в окружении.»

      Наступило утро 24 марта 1942 года. Меня вызвали в штаб полка. В это время был сильный артиллерийский обстрел наших позиций. Я укрывался в штабном блиндаже, куда меня как раз вызвали в связи с приказом явиться в штаб. Один из снарядов угодил в наш блиндаж и сильно разворотил накат: на головы нам посыпался песок, потекла талая вода. У входа в блиндаж корчился в предсмертных муках солдат с разорванным осколком животом. Я не стал пережидать обстрела и бросился в сторону КП полка.
      Никогда раньше и после этого я не бегал с такой скоростью! Снаряды рвались то слева, то справа, и я поминутно ждал своей кончины на этом свете от одного из этих рвущихся чудищ. Наконец я оказался в зоне относительного затишья. Тут я упал около двух лежавших под сосной солдат и, отдышавшись, решил покурить. Только потянулся было к солдатам, чтобы прикурить свою папиросу, как раздался какой-то треск, и меня ударило в сторону бедра и таза, так как я лежал на левом боку. Сначало мне показалось, что у меня оторвало правую ногу. Осторожно перевернулся на спину и увидел свою ногу на месте, а в паху потекло что-то горячее... Я понял, что меня ранило. Оба солдата погибли. Я пополз в сторону КП, но вскоре у меня замелькало в глазах, и я потерял сознание.
      Когда я очнулся, почувствовал, что лежу на чём-то твёрдом и тёплом. Это оказался кухонный котёл, укреплённый на санях. Оказывается, меня потеряли и стали выискивать. Мой связной нашёл меня уже под вечер и погрузил на этот кухонный котёл и повёз в санчасть. Дорога обстреливалась. Кто-то вёл лошадь в поводу. Наконец, привезли меня в палаточный госпиталь, находившийся в лесных дебрях, занесли в палатку и положили на пол, устланный хвойными ветками и покрытый брезентом.
      Утром солдат-санитар взял меня к себе на спину, и врачи начали обследовать места ранения. Все эти манипуляции вызывали резкую боль, но как обойтись без этого? Было установлено, что в бедре рана сквозная, а в тазу - слепая. Стало быть, там - осколок
      Начались госпитальные дни. Правда, располагались мы в густом сосновом лесу в палатках, но пока с этим нужно было мириться как с нормальным фактором. Те из раненых, которые могли передвигаться, выходили в "свет", и приносили нам информацию о внешнем мире. Так мы узнали, что находимся в лесу, окруженные немецкими войсками. Вскоре прекратилось снабжение питанием. Это подтверждало слух об окружении. На железной печке таяли снег, и мы пили эту воду. Кто-то из ходячих раненых приносил куски конины, добытые от убитых коней. Мне достался кусок основания хвоста. Его кое-как обожгли на печке, и я грыз его, но почти ничего не съел, так как кусок был полусырой.
      Некоторое время спустя окружение было прорвано нашими танкистами, и нас стали по ночам вывозить в тыл. Я был вывезен в городок Малая Вишера Новгородской области. Здесь мы отлежались несколько дней и, подкормили нас немного в городском эвакогоспитале, а затем пераправляли в город Боровичи, в этой области. Через несколько дней повезли дальше в тыл,и я оказался в городе Вичуга Ивановской области. Здесь меня продержали до конца апреля 1942., а затем отправили в глубокий тыл, аж в Среднюю Азию, и поместили в госпиталь в городе Андижане Узбекской ССР. Однако у меня началсь осложнение ран, и меня отправили в Ташкент. Поместили в госпиталь, бывшего сельхозтехникума на окраине города. Благодаря интенсивному лечению раны у меня стали заживать, и я выписался из госпиталя 2 сентебря 1942 года инвалидом третьей группы. Мне выдали проездные документы до Барнаула. Так закончилась моя военная карьера, и началась новая гражданская жизнь.

Из книги "Повесть о прожитой жизни"